Новости – Общество
Общество
«У меня нет таких бездомных, которых невозможно спасти»
Виталий Михайлов. Фото: Иван Белозеров
Как обычные благополучные люди попадают в коллектор и кто может им помочь
3 декабря, 2014 10:46
14 мин
Предприниматель Виталий Михайлов стал регулярно помогать бездомным, когда они начали подходить к нему на улице. Просто так, один за другим, непонятно почему. Потом он пошел работать в Благовещенскую епархию, чтобы создать социальный приют — ночлежку для людей без крыши над головой. Через два года, в мае 2014-го, епархия отказалась от приюта, ссылаясь на нехватку денег и времени, перестала оплачивать счета и вернула областному правительству арендованное здание в селе Садовом. Вместе с людьми.
Михайлов тут же уволился и теперь содержит приют на средства благотворительности. А еще он создал блог, куда выкладывает фотографии и истории бездомных.
Виталий Михайлов дал интервью «Русской планете».
– Я через дурные пристрастия сам прошел. Я по молодости курил. А потом разбился на мотоцикле и четыре месяца лежал в больнице. Вышел — и не понимал, как люди курят, — говорит он. — То есть технически как это происходит? Вот человек с сигаретой: как он затягивается? Как дым заходит внутрь? Как он замещает кислород? Я этого уже не понимаю. Поэтому если человек один раз прошел все эти круги: пил, скитался, жил в коллекторе — а потом перестроился на нормальную жизнь, я не знаю, что может опять сбить его с курса. Чтобы он шел-шел по улице и вдруг подумал: «А не запить ли мне?» — это было бы просто глупо.
***
Все началось с Димы.
Дима Алюшин с двумя братьями и сестрой жил в дружной семье в большой четырехкомнатной квартире. 12 лет назад у него умер отец, и мать с горя начала пить. Сначала они продали квартиру и переселились в дом на земле, потом дом сгорел, и семья оказалась в теплотрассе.
К маю 2014 года Дима остался совсем один. Мать замерзла на улице. Сестру убил пьяный сожитель. Старший брат разбился, спускаясь в коллектор, у другого брата остановилось сердце в 29 лет. Их похоронили на кладбище для «невостребованных могил» — на которые никто никогда не приходит.
Дима пришел к Виталию Михайлову и сказал, что больше он так жить не может.
– Я Диму знаю с пеленок. У них в семье отец был фундаментом всего. Вообще всего: отношений друг с другом, семьи, учебы, дальнейшей жизни. Отец даже участвовал в выборе невесты для старшего сына. Поэтому когда он умер, рухнуло все: учеба, отношения с матерью, семья старшего брата. Мать у них была, знаете, интересная: не красавица, но что-то в ней такое улавливалось… И вот мать, которая осталась для детей единственным авторитетом, сорвалась. А за ней — все остальные, — рассказывает Михайлов.
– Многие ли из постояльцев приюта были изначально благополучными, как Дима?
– Наверное, большинство, — задумывается. — У старших вообще образование не хухры-мухры. Наш самый старший, Георгий 65 лет, окончил заочно петербургский электронный вуз.
– Что же происходит с этими благополучными людьми?
– Русская душа такая, наверное. Радость-веселье, рюмка-другая, не пошел на сессию, снова выпил, дальше — запой. Как со всеми пьющими.
– Но не все русские люди будут жить в коллекторе после комфортной квартиры.
– Не все. Но это уже воспитание. Если он способен подняться — поднимается. Если этих способностей нет, если он смотрит на жизнь сквозь пальцы, то что он может?
– То есть последний шаг перед коллектором — это решение с ним смириться?
– Последний шаг — это потеря надежды. Смирения нет. Наверное, его нет до самого конца. Таких людей, которые думали бы: «Пусть все остается как есть», — нет в приюте.
– Вы себя когда-нибудь мысленно ставили в те критические ситуации, которые привели ваших бездомных в теплотрассу?
– Я задаю себе вопрос: а что бы было, если бы я так попал? Но я никогда в своих мыслях не попадал в коллектор. То есть я себе этого не представляю.
– И к чему вы приходите в этих мыслях?
– К ощущению постоянного холода. Оно больше всего пугает, и оно же быстрее всего уничтожает человеческое внутри. Ощущение того, что ты никому не нужен — разве это не холод? Холод. Знание, что тебе никто не поможет — холод. Опасность, что тебя могут просто так избить на улице — это тоже холод!
– А как вы мысленно «выруливаете», чтобы не попасть в коллектор?
– Ищу помощи в людях. И в трудном состоянии обращаюсь к Богу. Я и в обычном своем состоянии обращаюсь, я же православный: хожу в церковь, работал в епархии. И своим я тоже это советую.
– Как Бог поможет им получить дом, которого у них больше нет?
– Если ты пойдешь светлым путем и захочешь дом, то твоими же руками и усилиями он у тебя появится. В мире ничего случайного не бывает. Как говорят: кто допускает в жизни случайности, тот оскорбляет Бога.
– Для чего люди попадают в коллектор, если ничего случайного не бывает?
– Каждый человек проходит свой путь для чего-то. Вот человек сломал ногу и попал в больницу. Для чего? Чтобы лечиться. Пока человек опускается на дно, он не понимает, что этот путь смертелен. А вот стоя по колено в иле, когда уже мерзко и холодно, думаешь: «Как бы вырваться отсюда быстрее?» Иногда нужно достичь самого дна, чтобы оттолкнуться и пойти вверх.
***
Приют в Садовом — это обычный деревянный четырехкомнатный дом, забитый двухъярусными кроватями. Он вмещает 22 человека, сейчас свободно только одно место. Чтобы сюда попасть, бездомный должен быть чистым и трезвым. Лучше всего — сначала пролечиться в наркодиспансере. Прийти в приют он должен сам: на улицах никого не собирают.
– Создание приюта было вашей идеей?
– Да. Я ее разрабатывал, согласовывал с владыкой (главой Благовещенской епархии епископом Лукианом (Куценко) — Примеч. РП.), я и реализовывал. Поэтому после того как епархия решила его закрыть, я его и подхватил.
– Что предложила епархия постояльцам приюта, когда решила его закрыть?
– Их стали расселять в так называемые приюты социальной направленности. Двое уехали.
– Как вы уволились? После решения о закрытии пришли и положили заявление на стол владыке?
– Не совсем. Не могу рассказать, как это было. Это не сопровождалось никаким конфликтом, я заблаговременно написал заявление, владыка попросил меня, чтобы я поработал, пока не найдут замену. Я спокойно передал дела и ушел.
– А бездомные не спрашивали, почему у епархии есть деньги на новые храмы, а на 20 человек — нет?
– Нет. Они спрашивали только: «Что с нами будет?» И я сам свое отношение к институту церкви после этого не поменял.
– То есть это нормально, когда епархия отказывается от своих подопечных, которые в ней нуждаются?
– Во-первых, мы не знаем, почему это произошло. Во-вторых, опять же, ничего не происходит случайно. Значит, так было нужно.
– Чем вы занимались до прихода на работу в епархию?
– Я частный предприниматель, занимался и сейчас занимаюсь строительно-отделочными работами. В последние годы выполняю госзаказы.
– А как оказались в отделе социального служения?
– Так из-за Димы же.
Было это три года назад. Я был простым прихожанином собора, и в очередной раз перед службой увидел у церкви трех бездомных. Смотрю — а там же Вова, старший сын Алюшиных! Он мне рассказал про свою жизнь, и я задумался: а что я могу для него сделать, как поступить? Пожать плечами и сказать: «Ты держись, брат»? Тогда получилось бы, что верую я только на словах, а поступаю не по-христиански.
Я привел всю семью в баню, они все помылись, переоделись (в церкви была одежда). После этого я Диму отправил к своему товарищу на ферму работать. Он сам сказал, что хотел бы работать с животными.
А других братьев просто забрал к себе домой незнакомый человек. Приютил. Вот это, кстати, для меня был поступок сродни тому, когда человек бросается телом на дзот. «Вот это настоящий христианин», — подумал я. Маму их я отправил в реабилитационный центр.
Мама оттуда сбежала и стала обитать у церкви. Старшие братья тоже ушли на улицу. Потом они мне жаловались, что их мало кормили и ничего не разрешали. Дима продержался немного дольше, но потом опять оказался у храма…
Потом, непонятно почему, ко мне стали тянуться все бездомные. Однажды выхожу из церкви и слышу крик: «Да-да, это он тут всем помогает!» И как налетели пять человек: мне надо то, мне надо се, а у меня документов нет... Ну я им помог, как мог.
А еще через два дня мне передали, что владыка приглашает меня поговорить и хочет, чтобы я возглавил отдел социального служения.
***
В конце ноября благовещенские власти приняли решение безвозмездно передать здание приюта организации «ПокровЪ», которой руководят Виталий Михайлов и его заместитель Ольга Аникина. Коммунальные услуги оплачивает меценат, одежду приносят добрые люди, на еду постояльцы зарабатывают. Грузчиками, дворниками, чернорабочими.
– В определенный момент живущий в приюте человек созревает и начинает сам стремиться к работе, — говорит Михайлов. — Посидел день, два, три, стало ему тоскливо. И вот он начинает меня теребить: а может, что-то поделаем? Может, куда-то поедем? Мы искали рабочие места через СМИ и обращались за помощью в гордуму. И появились предприниматели, готовые их взять.
Берут не все, потому что мои бездомные могут работать только при соблюдении нескольких условий. Первое: они должны быть в своем коллективе — рядом с теми, с кем живут в приюте. При этом они должны быть обособлены от других людей, которые не из этой среды, чтобы между ними не было постоянного тесного контакта. И второе: их режим работы и распорядок устанавливаю я. Потому что им требуется восстанавливать документы, ездить в соцзащиту и так далее.
– Почему они должны быть все вместе и отдельно от других?
– Есть опасность искушения. Они знают проблемы друг друга: вот на этого нельзя орать, с другим, наоборот, нельзя спокойно разговаривать и так далее. А любое отступление от этого может привести к срыву.
И еще: вот приходит бездомный в обычный коллектив. И начинается: «Ой ты, бедненький, даже чуть-чуть выпить тебе нельзя, ты конченый алкаш. Мы вот сидим за рюмочкой, а ты не мо-о-ожешь». — «Кто, я не могу? Наливай!» И понеслась.
– При соблюдении этих двух условий человека можно «вытащить»?
– Алкоголизм у бездомных — это душевное заболевание. А излечить душу можно, когда вокруг нее меняется обстановка. Вот берем мы растение, пересаживаем в хорошую землю, и оно начинает расцветать. С человеком то же самое. Но если растению нужно всего несколько условий (свет, тепло, питательные вещества), то человеку требуется намного больше. В том числе свет, тепло и питательные вещества.
– То есть люди теперь всю жизнь должны жить в такой изоляции?
– Нет. Со временем происходит внутреннее перестраивание. Я не знаю, почему так, но ко мне все это время приходят только те, кого можно спасти.
***
За время работы приюта в Садовом еще ни один человек не покинул его насовсем, начав новую жизнь.
– Как в идеале постояльцы должны из приюта уходить?
– Сейчас у нас есть идея проекта «Дом милосердия», куда люди должны переводиться после какого-то периода в приюте и где с ними должны работать специалисты. Не обязательно профессионалы с лицензией, но специалисты в этой области. Это могут быть психологи, социологи, социальные работники.
– А оттуда как человек должен уходить? В один день просто сказать: «Я готов, до свидания»?
– По моему убеждению, ему это должны сказать те же специалисты, которые с ним будут работать. Что он готов.
– Но это же колоссальная ответственность: решить за него и выпустить. А если специалист ошибется?
– Если он это сделает из добрых побуждений и с осознанием ответственности, то вряд ли ошибется. И даже если ошибется — хуже, чем было, уже не будет.
– Зачем вы решили завести блог и выкладывать там фотографии бездомных?
– Есть одно выражение, которое меня убивает своей простотой подхода и непониманием проблемы: «Надо дать им удочку, а не рыбу, и они должны научиться рыбачить». Оно, конечно, так. Но прежде, чем дать удочку, надо объяснить, что такое удочка. Потом рассказать, для чего удочки в мире существуют. Потом — как происходит рыбалка. Затем показать, какое от этого можно получать удовольствие. После этого, на практике, как с детьми в классе, несколько раз попробовать эту удочку забросить. И только потом дать эту удочку! А кто будет это все делать?
Ко мне уже стали обращаться, как к специалисту по бездомным: «Знаешь, у нас в подъезде такой человек живет. А как его помыть?» И блог я создал для того, чтобы рассказывать об этом людям. Показывать, что такое бездомная судьба, имеющая право на сострадание, а не просто аббревиатура БОМЖ. Для того чтобы люди поняли, что бездомный — это такой же человек, как и мы, и в некоторые моменты он лучше и умнее нас. Я сам от них нет-нет слышу какую-то неожиданную мудрость, которая для них естественна, потому что они ее заработали по̀том и кровью.
Один старец сказал: «Бродяги приносят нам огромную пользу. Мы проявляем о них заботу, и они таким образом дают нам возможность спастись. Потому что нет ничего в жизни дороже, чем душу отдать за други своя». Если ты готов заботиться в меру своих сил о другом человеке, то перед смертью сможешь сказать: «Я прожил хорошую жизнь».
– Как бездомные сами себя называют?
– В шутку — бомжами. «Ну что ж поделать, если мы бомжи». Но оскорбительно: «Да ты бомж!» — никогда.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
